Грубый натиск сервиторов начал ослабевать, но Обек заметил, что на Райоса устремился скитарий. Выстрел в оптическую линзу спустя мгновение отозвался гулким взрывом в черепе.

Райос бросил в сторону Обека изумленный и благодарный взгляд.

— Можешь отблагодарить меня позже, венгу! — крикнул капитан, на что легионер ответил коротким кивком.

Потом Райос зарубил очередного дрона, а Обек застрелил другого, который пытался зайти с тыльной стороны, чтобы оказаться в слепой зоне и поразить легионера в упор.

— Ксен, — воспользовался он воксом, — притормози. Они нас окружают.

На ретинальной линзе появился значок подтверждения, но анализ развития ситуации подсказывал неминуемое окружение.

Он задумался об отступлении. Уход в глубину хранилища заставил бы мятежников отвоевывать одно помещение за другим, но Обек почти сразу отказался от этой идеи. Саламандр осталось слишком мало — именно поэтому они и решились выйти.

К тому же, видя, как под натиском механических противников упали еще два Змия, а Гайрон получил удар копьем в грудь, он осознал, что речь идет не о выживании или спасении.

«Это наша Резня в зоне высадки. Это наш Исстван V. Здесь нам суждено погибнуть».

Гайрон отбросил своего противника, но из пробоин в броне обильно вытекала кровь.

Обек вызвал Вотана.

Этому Змию было поручено защищать Т'келла и Фай'шо. Теперь подобные предосторожности вряд ли имели значение.

— Вотан, убей всех, кого сможешь, но не допусти, чтобы наши раненые братья попали в руки врагов.

— Понял тебя, брат-капитан.

— Вулкан жив, Вотан.

— Мы почтим его этой жертвой.

Горечь обожгла горло Обека едкой кислотой. Он закрыл канал связи.

Саламандры продолжали умирать, и, как рука сжимается в кулак перед ударом, так и сыны Вулкана собирались в одну плотную группу. Их строй казался нерушимым, но это была еще не последняя битва.

Только после вступления в бой Сынов Гора капитан Обек понял, что конец близок.

Курнан видел их офицера и понимал, что должен его убить.

Этого требовала честь.

Да, Змий потерял руку, но до этого он убил троих братьев Курнана и даже сейчас, несмотря на увечье, отчаянно продолжал бой.

Он прорвался сквозь тающие ряды когорты Механикума и вплотную сошелся с Саламандрами. С губ воина не сорвалось никаких обвинений или доводов. Продолжалась отчаянная борьба за ускользающую надежду. Воины Курнана и остатки скитариев окружили Саламандр. С каждым мгновением все туже затягивался узел, все крепче становилась петля, вселяющая тайный страх в сердца любого воина, будь он постчеловеком или обычным смертным. Конец благородству, конец славе. Бесчестье.

Тень бесчестья лежала на броне Курнана, и, хотя он продолжал поединок со Змием, в его памяти крепли мрачные воспоминания об Исстване V.

«Изменник. Вероломный пес... Предатель».

Курнан обезоружил своего противника и вонзил боевой нож в его грудь по самую рукоятку. Он услышал всплеск жидкости под лицевым щитком легионера. Потом раздалось хриплое бульканье.

— Я пронзил твои легкие, — прошептал он, подтягивая к себе тело Змия, чтобы оно послужило щитом. — Ты захлебываешься собственной кровью.

Воин дернулся, пытаясь отвратить неизбежный конец.

— Бесполезно, — сказал Курнан, повернул клинок и рванул его вверх, так что приподнял противника над землей. — С этим ты не в силах совладать.

Глаза легионера помертвели. Сын Гора видел, как исчезает их свет, словно угасает огонь, горевший за ретинальными линзами.

Возмездие не заставило себя ждать, и Курнан развернул тело мертвого Змия, подставив его под удар цепного меча. Вслед за каскадом металлических обломков и брызгами крови раздался горестный возглас легионера, поразившего своего брата.

Курнан, не отпуская тело, вытащил окровавленный меч. А затем качнул его назад, увлекая и меч противника, зажатый в броне. Пока Змий отчаянно пытался высвободить оружие, Восто наклонился и вонзил боевой нож в щель между шлемом и остальными частями брони.

Он трижды пронзил шею легионера, затем отразил нацеленный в его собственное горло, и кулаком латной перчатке оставил вмятину на боевом шлеме. Легионер откатился, упав среди трупов своих братьев. Саламандры сомкнули ряды. И начали отступать.

Между Курнаном и его противниками образовалось постепенно расширяющееся пространство.

Он поднял сжатый кулак, и битва приостановилась. Все сервиторы были мертвы; остались лишь скитарии, но и они предпочитали не вмешиваться в противостояние бывших собратьев.

— Что ты делаешь? — раздался в воксе свистящий голос Соломуса. — Давай прикончим их.

— Это не Исстван. Я не хочу его повторения, — возразил Курнан. — Мы воины, а не убийцы, — добавил он, понизив голос.

— Мы те, кто нужен Гору, — прошипел палач.

Он пробежал по краю поля боя, подобно хищнику, название которого служило прежним именем их легиона. Переступая через тела уже поверженных им воинов, он бесстрастным взглядом отыскивал следующую жертву, чтобы ее кровью напоить свой клинок. Курнану был нужен только один противник, и, не обращая внимания на дерзость Соломуса, он отыскал капитана в быстро сокращающейся стене зеленой брони.

«В этой Галактике должно остаться хоть какое-то благородство».

Он поднял свой меч с еще блестящими от крови зубцами. Тяжелый запах крови и пота почти прогнал горячее дуновение пепла, душившее Курнана. Ему захотелось как можно скорее покинуть это место.

— Ты!.. — крикнул он, повышая голос в шуме множества цепных мечей. — Капитан против капитана!

Все кончено. Обек это знал. Он понял это еще до того, как они вошли в «Свершение», но самоотречение было одной из самых важных традиций в культуре Ноктюрна. Кое-кто называл это вызывающим пренебрежением.

Он чувствовал сгрудившиеся вокруг тела в доспехах, слышал, как их дыхание вырывается из-под лицевых щитков, ощущал запах их крови и крови мятежников на их броне. Израненные, в забрызганных латах, но не завоевавшие славы, готовые отдать жизнь за призрак отмщения.

«Исстван V повторяется?»

Под ногами — не черный песок, а черный обсидиан, на котором почти не видно ни крови братьев, ни крови врагов.

Обек поймал взгляд капитана мятежников и стал проталкиваться вперед.

Ксен попытался преградить ему путь:

— Брат-капитан...

— Даже не пытайся меня остановить.

Райос, лежа на земле, истекал кровью. Рядом лежал Гайрон с раной в груди, протянувшейся до самого горла. И в таком состоянии были не они одни. Далеко не одни.

Ксен протянул ему меч, зубчатую спату с зеленоватым клинком, изготовленную с редким мастерством:

— Это Дракос. Клинок ни разу меня не подвел.

Обек подумал было отказаться, но не хотел обидеть дарителя. Он кивнул и убрал в ножны покрасневший от крови боевой нож.

— Отличный компаньон для благородной дуэли.

— Нет здесь никакого благородства, — бросил Пламенный Удар, глядя на предводителя мятежников. — Он не будет драться честно, а у тебя только одна рука, мой капитан.

Носитель Огня улыбнулся. Казалось, в последний раз он делал это от души целую вечность назад. Но улыбка была вызвана не радостью или довольством — скорее чем-то вроде облегчения.

— Мне хватит и одной руки, — неожиданно помрачнев, сказал он, — чтобы наконец покончить с этим псом. Когда это закончится...

— Живыми мы не сдадимся.

Они посмотрели в глаза друг другу и в боевом приветствии пожали предплечья, хотя Ксену пришлось сомкнуть пальцы на прижженном обрубке.

— Я стыдился нашего положения. Теперь я это сознаю.

— Исправишься, отомстив за мою смерть, — со смехом ответил Обек.

Он подумал о Т'келле и данном ему обещании, которого не сможет сдержать, обо всех, кто пришел к «Свершению» в стремлении к чести и славе, но обрел только смерть. После этого ему было нетрудно решиться на следующий шаг.